Чудесное лето - Страница 42

К оглавлению

42

– Мук-мук! Можно и мне покататься?

– Стыдно… Ты большой.

– А мальчик – маленький? Не позволишь, три дня молока пить не буду… Слышишь?

– Садись-садись. Беда с этими телятами!

Теленок разбежался, вспорхнул и очутился за спиной Игоря. Обхватил его сзади ножками, копытцами перед носом болтает – весело! Помчались. А из-за решетки пулей вылетел пудель Цезарь. С визгом взвился на воздух и прямо на корову. Обхватил теленка лапами и стал корову хвостом по бокам подгонять.

– Ну, это уже свинство! – заревела корова.

Дала задними ногами свечку и всю компанию на траву свалила.

Игорь протер глаза, привстал на коленках – ни коровы, ни пуделя, ни теленка. А из дымящегося пруда – новое дело! – подымается цугом длинная-длинная процессия: угри на хвостах, как толстые вопросительные знаки, жирные карпы. Обошли вокруг мальчика, сомкнули круг и остановились.

– Что такое? Разве рыбы по суше ходить могут?

Старый карп, тяжело дыша, усмехнулся:

– А разве мальчики на коровах катаются?

Голос у карпа был такой низкий, как последняя басовая клавиша на пианино.

– Чего же вам от меня надо?

Карп пожевал сырую траву (трудно ведь на воздухе дышать) и спросил:

– Ты что вчера за обедом ел?

– Карпа… – сконфуженно ответил мальчик. Все карпы содрогнулись и покачали головами.

– А третьего дня? – спросил, подвигаясь поближе, глянцевитый черный угорь.

– Жареного угря…

Все угри содрогнулись и покачали головами.

– Вкусно?

Бедный Игорь опустил голову.

– Что ж нам теперь с тобой делать? – зашипел карп.

– Я не виноват! – захныкал мальчик. – Угрей ловит матрос, а карпов приезжий господин, папин знакомый. Я только смотрел…

Рыбье кольцо сузилось плотнее.

– Что ж нам теперь с ним делать? – спросил у рыб черный угорь.

– На сковородку! На сковородку! – запищали рыбы, размахивая плавниками и головами.

– А масло?

– Там в сарайчике стоит жестянка с автомобильным маслом.

– Мама! – отчаянно завизжал Игорь. – Цезарь! Господин садовник!..

Но никто не шел на помощь, а коленки никак нельзя было отодрать от земли. Так во сне всегда бывает в минуты опасности.

И вдруг вспомнил Игорь, что он ведь умеет летать. Замахал-замахал руками, быстрей-быстрей-быстрей, грузно взмахнул над травой и, как подшибленная утка, с жалобным криком полетел косой воздушной дорожкой к себе на крышу. Налетел грудью на желоб, больно стукнулся – и проснулся.

– Что? Зажарили?

Камышинка в кушетке впилась в бок. На белой трубе тень от наклонной железки на Игоревых солнечных часах показывала без четверти два. Пора вниз – на землю, к людям.

За трубой стоял кувшинчик с водой. Игорь смочил глаза, затылок, побрызгал в щеки и совсем очнулся. Поправил в выемке свернутый русский флаг, – мальчик его только по воскресеньям подымал, чтоб краски не слиняли под солнцем. Посмотрел на блестевший в кругу тополей пруд и задумался.

Надо будет непременно выпустить в пруд маленькую рыбку, которая в банке у Игоря в комнате живет. Или не выпускать? Все равно ее щука съест. Странно: когда щука ест рыб, они не обижаются… А когда мальчик ест, они такой скандал подымают. Сами ведь несчастных червей с крючков обрывают… Оттого и попадаются.

Подтягиваясь на веревке с узлами, Игорь лениво стал подбираться к чердачному окну.

А из-за трубы выглянул пегий кот кузнеца: мальчик уходит, место на кушетке нагрето, вволю теперь поспать можно. Уж с этой кушетки никто тебя кухонным полотенцем на пол не сгонит…

Глав а XVIII
В дождливый день

Из Парижа приехала в гости дама с тремя дочками. Девочки как девочки: сероглазые, румяные крепыши. И похожи были друг на дружку, как три графина одной серии, но разных размеров. Вначале они жеманились, но потом разошлись и стали обращаться с Игорем, как с четвертой сестренкой.

Взрослые наверху разговаривали, а девочек на попечение Игоря сдали – занимай как знаешь. И шуметь позволили, только потихоньку… Потому что визг сквозь потолок проберется и начнутся там всякие мигрени и невралгии. Почему у Жанны д’Арк никаких мигреней не было?..

Вся четверка уселась в столовой на диване.

По стеклам хлопал дождь. За окном на клумбе кланялись мокрые розы. Горлинка в липовой аллее умолкла – не очень-то в такую погоду поворкуешь…

Когда дождь, лучше всего сидеть на диване. Ноги в одну сторону вертятся, языки в другую. Потом друг на друга посмотрят, и все сразу фыркнут. Но не весь же день фыркать.

«На чердак их, что ли, свести? – подумал Игорь. – Нельзя. Платьица у них белые – тюльпанчиками, измажутся, как крысы в погребе. Потом отвечай за них: “Как тебе не стыдно?”, “Неужели тебе не стыдно?!” и тому подобное».

– Давайте сочинять сказку! – придумал Игорь. – Нина самая маленькая, пусть начнет. Потом Танюша, потом Лина. А уж хвостик я приделаю.

– Хитрый какой! Хвостик всякий досказать может. А ты начни! И чтоб без «некоторого царства» и без «жили-были». Чтоб совсем, совсем не по книжкам… Игорь, начинай! Игрушка-ватрушка, начинай! – затараторили девочки.

Но Игорь уперся.

– Почему непременно я? Вы гостьи, вам и первое место. Умницы такие, вечно вас, девочек, в пример ставят, а не могут без мужчины сказку начать…


– А вот и можем! Извините, пожалуйста… – Нина расправила колокольчиком юбку, уселась поплотнее и вздохнула…

– Вот. В парке жила крошечная фея. Повелевала над всеми козявками, не позволяла воробьям драться и заказывала соловьям соловьиные концерты. Вот. Постойте, я по порядку… Спала она в гроте, в паутинном гамачке, на жасминной перине. А ночью, когда температура опускалась, прилетали мохнатые шмели и осторожно на нее дышали, чтоб ей было тепло. Да. Утром она просыпалась…

42